В следующем абзаце М.О.Чудакова утверждает: "Советская сталинская система требовала не жалеть солдат — недаром до сих пор спорят 7–8 или 11–12 наших убитых приходится на одного убитого в армии противника. Так что есть что изучать — вместо того чтобы обсуждать вопрос о памятниках Сталину". Первую половину этого утверждения, особенно словечко "требовала", я целиком оставляю на совести автора. Я-то помню, как снимали военачальников за вот эти необдуманные решения. Как в советское время, когда я служил, разжаловали командиров и отдавали под трибунал за гибель даже одного человека. Но существовала историческая необходимость, особенно когда шла речь о противоборстве с противником, технически во много раз превосходящим наши возможности, которого снабжала в начале войны практически вся Европа. Речь шла о сохранении жизни нации, в том числе той же М.О. В конце концов слабый Давид вышел же против Голиафа. Давайте теперь попросим извинение за партизанскую войну, за бутылки с горючей смесью, давайте забудем о гибели на виселице Зои Космодедмьянской, о наших молодогвардейцах, сброшенных живыми в шахту. Есть ситуации, когда народ даже без оружия должен идти против врага. Сталин был главным нашим в то время оружием. Это было не время 37-го года, это было время войны. Есть минуты, когда нация умеет многое забывать во имя своего спасения. Сумела ли бы в то время объединить нас и повести к победе М.О. или писатель Войнович, или А.Смирнов, чей отец написал "Брестскую крепость"?
Дальше в статье идет пассаж, совершенно фантастический для человека, как будто бы преданного идее демократии, то есть правоты решения большинства. "Этот вопрос мы просто обязаны сделать необсуждаемым. Большинством голосов такие вопросы не решаются". Какие? "За последние дни мне несколько раз пришлось говорить о том, что, на мой взгляд, должно быть в нашем обществе минимальным условием решения любых властей о памятниках крупным деятелям. Повторяю это условие: памятник не должен быть навязан тем, кто иначе относится к данному историческому лицу, чем его почитатели". А мне может быть навязана мемориальная доска Сахарова, человека, с чьей помощью у нас в стране был запущен атомный конвейер! Спросил ли кто-нибудь меня об этом? И почему мне навязали доску Анатолия Рыбакова в то время, когда нет доски Долматовского?
Одни либералы идут в ногу. "Увы, президент этого не понимает или не чувствует. В первых же фразах его послания Федеральному собранию — ключ ко многому из происходящего сегодня: "Прежде всего следует признать, что крушение Советского Союза было крупнейшей геополитической катастрофой века"". Естественно, у автора статьи другая точка зрения: мол, геополитической катастрофой были Советы. Я-то думаю, что и тогда была катастрофа, и теперь катастрофа, но без прошлой катастрофы многое в России никогда бы не произошло. Ни космоса, ни Сахарова, ни Эмиля Гилельса, ни Леонида Когана.
Вечером по телевидению рассказали о новой бюрократической сенсации: в Швейцарии, по требованию американских властей, задержали бывшего министра нашей атомной промышленности, Евгения Адамова. Я помню этого амбициозного человека еще с того времени, когда он проколачивал ввоз мировых радиоактивных отходов на территорию России. Теперь американцы обвиняют его в том, что 9 или 10 миллионов долларов, выделенных ими на совершенствование системы безопасности в нашей атомной промышленности, ушли по адресам зарубежных фирм, которые курировал этот министр. Всё началось с проверки счетов его дочери, проживающей в Берне. Воистину, вера у меня только в американское правосудие, ибо понимаю, что наше все постарается спустить на тормозах, чтобы не позорить отечество, как это имело место в случае с Бородиным. Но мы-то чувствовали всегда, что он за человек. Уже вчера по телевидению говорили о швейцарских ошибках, в частности некий Михась, бывший в свое время также героем телевизионных передач, которому швейцарское правительство выплатило в качестве компенсации полмиллиона долларов, теперь уже не может выехать за границу, ему не дают визы. Также и Кобзон никуда не выезжает, думаю, что и Адамов никуда не сможет теперь поехать. Видимо, и в других государствах на бюрократических небесах действует та же система: по закону-то вы, голубчик, вроде бы не виноваты, как адвокаты доказали, но мы-то знаем, что и почему, и потому визу в нашу страну, где и своих жуликов хватает, все-таки не дадим. И на фоне этих событий заявление Путина о нецелесообразности снижения сроков давности по незаконной приватизации, то есть стремление во что бы то ни стало узаконить её, не вполне корректно по отношению к беднейшей части населения России.
Телевидение много говорит о праздновании 60-летия Победы, просто завалили этими разговорами. В то же время так мало осталось у нас ветеранов, а мы даем им… по тысяче рублей. Академик Николаев рассказывал, что ему выделили от Литфонда тысячу рублей, и я себе представил, как надо проехать за ней через всю Москву, а потом еще высидеть в ветеранской очереди, чтобы эти деньги получить. Свистнул бы мне Литфонд прислать человек 30 студентов, дать бы им каждому в зубы по конверту с деньгами — и вези на дом ветеранам. Мы открываем памятники, строим на этом государственную идею, чествуем ветеранов, а через две недели после празднования всё будет позабыто. Такова наша обычная жизнь.
Вечером отвозил диссертацию Петру Алексеевичу Николаеву, он договорился на кафедре, может быть, даже составит сам отзыв. По своей обычной привычке не дремать я, слушая его, подумал: был бы молодым, обязательно сделал книжку с его рассказами, ведь он, наверное, один из лучших устных рассказчиков, у него память, которой я не обладаю, и бесконечное желание всем поделиться. Я даже выделил три куска, которые считаю необходимым записать.
Первое. О той речи на заседании Академии, которую он подготовил, но не произнес, так как ослабел, лежал недавно в больнице, еле выкарабкался, домашние его (в частности Алла, милая молодая женщина, ухаживающая за ним) его отговорили, и слава Богу. Началось с того, что он вспомнил один из вопросов, адресованных Винокурову на пресс-конференции в Брюсселе. Почему, дескать, поэт не владеет английским языком? (Я, конечно, в этот момент сделал стойку.) И Винокуров под аплодисменты ответил, что это особая и счастливая привилегия поэта — многого не знать. Собственно, на этом не знать Николаев и предполагал построить свою речь. Необязательно знать те разговоры между Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем, которые недавно опубликованы, где Сталин сказал, что русским народом довольно легко управлять и господам не надо преувеличивать его личной роли в победе. Не надо знать и иных сложностей нашей истории, в том числе некоторых жестких поворотов ее. Николаев очень хорошо и убедительно говорил об этом. Я не посчитал необходимым все это записывать — не стенограф же я, в конце концов. Вот об этом — не знать, по крайней мере кое-что не доносить до аудитории — Николаев хотел поговорить даже с историками, обратиться к ним с таким предложением. Я понимаю, что это довольно смело. А что по этому поводу сказали бы наши демократы?